Нефедьева Надежда Яковлевна

Категория ветерана: Дитя войны

Дата рождения: 21.08.1933

Моё военное детство…

  Всё дальше и дальше уходят в прошлое события военных лет. Нынешние дети, мои сверстники тех далёких лет, не могут воспринять с детской чувствительностью, что значит слово «война». И это хорошо!

      Но писать надо, ведь именно мы, пережившие войну в детстве, живые свидетели, можем поделиться своими воспоминаниями, а через нас вы можете осознать весь ужас военного времени.

Туркмения, город Ашхабад, глубокий тыл, далеко от западных границ. В ту пору мне не было и 8 лет.Я хорошо помню последний мирный день, потому что накануне вечером договорились за ужином,что завтра, в выходной, идём, мама, папа и я, в городской зоопарк.Утром я проснулась от шума во дворе (летом все спят в виноградных беседках). Из репродуктора с улицы услышала голос диктора:  в 4 часа утра 22 июня 1941 годана нашу страну напала фашистская Германия.

Не осознавая ещё, что это такое, но, увидев испуганные лица соседей и мамино заплаканное лицо, я поняла, что произошло что-то очень плохое.

 А через 2 дня мы с мамой провожали папу на войну. Никогда мне не забыть Ашхабадский железнодорожный вокзал и перрон, забитый людьми, мужчин с заплечными мешками, окруженных женщинами и детьми, мамино бледное лицо в слезах.  Глядя на неё, я тоже ревела.

Послышалась команда «по вагонам», поднялся такой гвалт, всё смешалось: крики, плач, последние слова. А когда состав тронулся, провожающие бежали за поездом, давя друг друга, сознавая, что видят родное лицо в последний раз.

В тот день кончилось моё беспечное детство. Я как будто повзрослела, становилась самостоятельной, рассудительной, как мама.

Из военных лет больше всего и острее вспоминается чувство голода. В магазинах свободно уже ничего не продавалось. Мама получила продовольственные карточки на ежедневное приобретение хлеба: 400гр. – маме и мне — 250 гр. И карточки на паёк, на которые можно было раз в месяц отоварить 1 кг. муки, 1 кг. крупы, 300гр. растительного хлопкового масла или рыбьего жира и две вяленые рыбы.

Мама полученный хлеб делила себе поменьше, мне побольше, а я свою пайку делила ещё на три доли (на завтрак, обед и ужин), каждая доля съедалась в назначенный час, тем самым вырабатывался характер и воля. И ещё не забыть, как, откусывая от ломтика хлеба кусочек, разминая его на языке, растягиваешь удовольствие. Но голод постоянно напоминал о себе.

Но была «благодать» — когда цвела белая акация и начинал разноситься в воздухе запах духов, что означало «пора лакомиться сладким», и мы, дети, шли в парк, лазая по деревьям, срывали цветочные гроздья белой акации, наедались сладким нектаром с лепестками.

Иногда маме удавалось обменять на рынке что-то из вещей на продукты, тогда у нас наступал праздник. Правда, надолго вещей не хватало. Но был неприкосновенный запас папиных вещей.

Как все дети, мы играли в детские игры во дворе большого многоквартирного дома, детей было много, разных возрастов, но драк у нас не было. Играли в лапту, чижик-пыжик, били лянгу-зоску, играли в камушки, в альчики, казаки-разбойники, прыгали через- и под веревку, в классики, третий лишний и многие другие игры.

Иногда разжигали костерок, садились вокруг и на прутиках жарили кто что принесёт, чаще пекли большие головки репчатого лука и обязательно делились, если у кого не было.

Когда кончалось лето, надо было собираться в школу. Учились в три смены. ВУЗы, техникумы, школы уплотняли, высвобождая помещения под военные госпитали. Учебников не хватало, выдавали один на пять человек. Не было тетрадей, их мастерили из газет, сшивали по размеру, линовали, а чернила делали, смешивая воду и сажу.

Госпитали заполнялись ранеными солдатами, за школами закреплялся госпиталь, а за классами – палата, и дети оказывали посильную шефскую помощь. В палатах было по 15-20 раненых.

Уроки готовили в школе, после уроков, а затем гурьбой шли в госпиталь. Там нас всегда ждали и были нам рады. Мы развлекали их, чем могли, писали за них письма родным. К праздникам готовили концерты. Весной приносили им букеты тюльпанов, осенью – гроздья винограда из домашних виноградных беседок, а они нам припасали кусочки сахара.

Раненые в палатах менялись часто: одни подлечивались и уходили на фронт, других отправляли домой по ранению. Нам, детям, тяжело было смотреть на тяжелораненых солдат, на их муки и увечья, а раненые всё прибывали и прибывали. Мы понимали, как тяжко им на войне, как жестока война.

Но ещё страшнее было, когда  соседям приходили похоронки. Тогда  женщины-солдатки собирались в эту квартиру и голосили, проклиная Гитлера и войну.

Большую работу проводили тимуровские отряды. Собирали металлолом на строительство паровозов, танков, самолетов. А потом от имени Туркмении отправлялась техника на фронт.

Школы отправляли на фронт посылки: дети шили кисеты для табака, вязали носки и варежки.

Осенью помогали колхозам убирать хлопок. Не забывали и солдатские семьи, оказывали им посильную помощь.

Маму я почти не видела, она работала на заводе по 14-16 часов, уходила рано, приходила поздно. Иногда в обеденный перерыв я бежала на завод к маме. У них в столовой на стене висела огромная географическая карта нашей страны. Библиотекарь – книгоноша, инвалид войны, отмечал маленькими флажочками всю территорию границ, сначала захваченных фашистами, а потом — территорий, освобожденных нашими войсками. Как люди радовались каждому освобожденному селу, поселку, городу!

Однажды библиотекарь дал мне маленькую тонкую, из нескольких страниц, книжку стихов Константина Симонова и попросил выучить стихотворение «Жди меня». Выучив, я прочла его с выражением сначала рабочим завода, а потом в госпитале раненым, и у них навёртывались слёзы от услышанного. Потом меня просили прочитать стихи в других палатах, так я стала агитатором. Потом я в школе, в госпитале рассказывала о героях войны (материал мне давал заводской книгоноша). О Зое Космодемьянской, Александре Матросове, о летчике Гастелло, который применил первым воздушный таран, о Лизе Чайкиной, о комсомольцах Краснодона, о детях Крыма, которые вместе со взрослыми жили в керченских катакомбах и добывали сведения об огневых точках фашистов и многое другое.

Самыми красивыми и страшными были салюты в Ашхабаде в честь освобождения городов-героев. Одновременно выпускали залпы из 12-ти орудий. Тряслась земля, такой гул стоял, что у людей закладывало уши. Над городом полыхали цветные букеты, а наутро на деревьях, на земле лежали цветные узкие полоски лент, мы их собирали и делали их них гирлянды для новогодней ёлки.

Незабываемым был салют Победы. Из 24 орудий палили 24 раза. От этого грохота замирало сердце. Вылетали от взрывной волны стёкла в окнах. Но это было торжество нашей Победы над фашистами.

После окончания войны пошли эшелоны с фронта – солдаты возвращались домой. Так же, как и в начале войны, весь город встречал победителей.

Дети войны, я посвящаю эти строки Вам: